Давненько здесь не был, смотрю много новых лиц появилось и прежних немало пропало, как и я, непонятно куда.

. Всех приветствую!
Посмотрев видео с присяги лета 15 года, причем всего через 2 дня после шумного события, не могу не удивиться оперативности и альтруистическому энтузиазму коллег по форуму. Бедный плац, истоптанный тысячами военных сапог, не сильно изменился за долгие годы, да и что может измениться там, где, ничего и нет кроме асфальта и неба над головой. Просмотр киноленты, признаюсь, взбудоражил воспоминания и воодушевил меня на написание очередного сочинения на ретроспективную тему, которую скоро уже можно будет переименовать в брюзжание по какому то поводу. В этот раз повод – моя присяга почти 20 лет назад, а именно в декабре 95 года. Подозреваю, многие воины из прекрасной киноленты тогда еще не были даже спроектированы, что, конечно же, просто удивительное замечание.
- А после присяги вам будет вешалка!- ехидно сообщил нам мл.сержант, отвечая на многочисленные вопросы лысого собрания на табуретках. Именно такое дополнение заканчивало практически любой ответ, и только в таком виде он казался сержанту правильным, раскрывающим тематику и цель присяги как нельзя лучше. Слово «вешалка» добавляла к предпраздничной атмосфере волнительные и неопределенные моменты, а веселило, похоже, только самого сержанта.
- И в наряды будем ходить?- несмело задал кто то с места риторический вопрос.
- Не ходить а летать как электро веники!(вместо электро, конечно, было другое, не техническое прилагательное)- расширил мысль сержант, -короче, вешайтесь, бойцы!
- А кто уже был в наряде, тому опять идти? – не унимался лысый сосед.
- Тому дополнительно «машка» за ляжку и на взлетку с часу до пяти! – неумело сострил сержант. Смеха не последовало. Я представил себя с «машкой» с часу до пяти и подумал, что к утру так недолго и устать.
Зима того года выдалась лютая, поэтому новую гвардию, иной раз, выводили на улицу только в столовую и немного перекурить. Курили усердно отволглую и знаменитую «Приму Прилуки 5 класса», букет которой состоял из карандашных опилок, старых носков и веток чертополоха, выращенных на западном склоне средней террасы какого то буерака псковского болотистого края, и букет этот (кто пробовал), не забудет до конца жизни. Все остальное время было посвящено шлифованию верхней плоскости табуретки методом продольно-поперечного перемещения курсантских штанов о эту плоскость. В один из морозных дней все изменилось. Шлифование закончилось.
Приближение праздника началось с отрывания старых шевронов на шинелях, в результате чего отряд воинов больше становился похож на отряд потерпевших или военнопленных. Пленным раздали новые шевроны. Картинки на них несколько различались от старых, что, было совершенно недопустимо для проведения мероприятия присяги. В дефиците сразу оказались линейки, которых было целая одна деревянная у сержанта, иголки, которые по идее должны быть у всех, и нитки уставного цвета. Из одной деревянной линейки методом поперечного сечения пришлось изготовить 2 поменьше, для обеспечения массовости производства. Отсчет второй части линейки начинался при этом не с нуля, и даже не с целого числа, что вносило значительную смуту и разногласия при измерениях, но способствовало творческому, и даже инженерному подходу. Линейкой требовалось отмерить место на рукаве для пришивания нового изображения, символизирующего ракетные войска. Легкомысленные воины первые 2-3 раза пришивали шеврон на глаз, как попало. Сержант с радостью отдирал до половины подобный полуфабрикат. В дальнейших попытках качество швейных изделий резко возрастало. Даже у самого криворукого воина начинались выходить вполне себе образцовые стежки, на зависть швеи мотористки второго женского разряда.
После обеда предстояло перешить еще и погоны на шинели. Оригинальные неопределенно-зеленоватые тряпочные погоны перешивались на прочные чёрные. с желтыми буквами СА. Эти буквы, ввиду отсутствия к тому времени советской армии, позволялось расшифровывать по своему усмотрению, прапорщику на складе, где их было несметное количество, было на это наплювать, но выглядели они относительно красиво.
Пришивать следовало не менее точно и прилежно – мелкими стежками, ровно, чтобы не топорщился, не просовывался палец между стежками. Последний параметр был несколько условным, поскольку пальцы у всех разные, да и сила у всех разная. Так то, сил если много – отковырнешь любой прилежно пришитый погон. Час откровения наставал, когда шинели вешались вряд, в шкаф, и, было сразу видно, кто пользовался линейкой №2 без учета нестандартного начала отсчета – погоны или шеврон плясали отдельно от остальных. Посрамленный владелец шинели со вздохами и сетования на средство измерения, получив отодранную строго до половины символику, заново приступал к нелегкому ремеслу пришивальщика.
Следующий день был посвящен ремонту комплектов ОЗК. Никто не смог вспомнить ни одного случая, когда присяги принимали в противогазе, а тем более в защитном костюме. Не мог и не хотел обосновать необходимость ремонта и сержантский состав, лениво растянувшись в своем углу на кроватях.
-Товарищ сержант, зачем нам ОЗК на присяге?
- За **ем! Какой-нибудь тормоз ещё спросит – вся батарея будет шить в упоре лежа!- слышался лаконичный ответ старших товарищей.
Последняя фраза в дальнейшем стала предметом тихого обсуждения – возможно ли такое?
Текст присяги сержант надиктовал под запись всем и каждому. Что и говорить, не каждый смог разобрать потом свои каракули, а уж тем более, выучить по ним несколько предложений.
- Если хоть одна падла заткнется на присяге – этот ручник будет всю курсантку жить на параше! – резюмировал результат диктанта сержант.
- А вроде на присяге дают текст, чтоб читать - пытался оправдать свою лень один из курсантов.
- Дают, специально для таких вот ручных тормозов как ты! Но отдельные тормоза даже прочесть не могут нормально! – аргументировал сержант.
И действительно, забегая вперед, при чтении текста на присяге у некоторых воинов возникли сильные затруднения. Возможно, от волнения при виде незнакомых еще букв.
Итак, день «Х» настал. Особо тщательно умытые, отглаженные и мощно подшитые личности попадались сплошь и рядом. В этот день, видимо, в связи с приездом родителей, разрешалось вольное брожение по казарме по своим нехитрым делам. Брожение стихийно перемещалось по помещению, то сбивая тумбочку дневального, то беспокоя невозмутимых рыб в аквариуме, то проявляясь громким разговором. Навести подобие порядка при родителях и в условиях запрета на матершинные слова, сержанты были не в состоянии.
Наконец, выдали оружие с пустыми рожками, и командир батареи выступил с напутственной пламенной и краткой речью перед новобранцами.
- Если я увижу, что какой то недостаточно умный курсант передергивает затвор, разбирает автомат или каким то иным образом развлекает себя оружием – после присяги сразу отправится на губу!А с губы в город Мирный копать снег.
Пламенная речь комбата прозвучала как нельзя вовремя, поскольку пытливое пополнение уже начало грохотать затворами, целиться непонятно куда, вытаскивать шомпола, а, особо продвинутые – застряли пальцем при попытке достать пенал.
- Те дебилы, которые застряли пальцем в автомате, будут ходить так пока не о***ют! – добавил сержант в дополнение чудесной речи комбата.
День присяги запомнился больше всего морозной погодой и замечательным праздничным обедом. Сам процесс присягания довольно стандартный и рассказывать было бы нечего, если бы не родители, пытающиеся сфотографировать воинов за почетным занятием. Нужно отметить, что воины с новыми шевронами, простояв некоторое время на морозе, приобретали лицом самые разнообразные, колоритные и пугающие оттенки. Предательски текли сопли, при попытке незаметного вытирания рукавицей они сразу замерзали на этой рукавице, глаза слезились, возможно, у кого то от волнения и осознания торжества, но, у большинства- от ледяных порывов ветра. Для большей фотогеничности дали команду опустить уши у шапок.
Таких смешных до ужаса фотографий я на тот момент в своей жизни еще не видел. Синие носы осторожно выглядывающие из под синих шапок с намерзшим около лица от дыхания инеем, искаженные морозной судорогой бледные лица с трудом выговаривающие текст заклинания, сосульки под носом и на варежках, гордо поддерживающих оружие - все это нашло отражение в торжественных фотографиях. Я не стал беспокоиться за фотографию на память, хотя некоторые родители и предлагали сделать фото всем желающим, конечно же бесплатно. Вздрагивать каждый раз при просмотре такой фотографии – занятие для людей со стальными канатами вместо нервов.
Подошла моя очередь. Оттопав деревянными ногами положенные выкрутасы и взяв торжественную папку в руку, (сняв предусмотрительно варежку), начал читать вслух. Хорошо, что особо никто не слушал, ибо от мороза слова выходили с трудом, а про дикцию лучше и не вспоминать, и, могло показаться, что день открытых дверей в палате глухонемых проходит тоже именно сегодня и поблизости. Буквы присяги были нарочито большими – возможно это забота о слепых. Одолев текст и порадовавшись, что промычать то я смог вроде достойно, вернулся снова в строй, где, как показалось, было немного теплее.
Ожидание, пока присягу примут все, учитывая метеоусловия, становилось все тяжелее. Особенно всех возмущали личности, затягивающие время - взяв папку смотрели на нее как баран на ворота и читали текст по слогам, либо забывшие правильный подход и выполняющие его заново. Переживания и психоз остро повисли в воздухе, что, конечно тоже отразилось на фотографиях.
Сдав заиндевевшие автоматы, которые более никто уже не пытался разбирать, а тем более вытаскивать пеналы, счастливчики с родителями удалились в увольнение, а остальные бедолаги на обед. Праздничный обед запомнился чудесной кашей из гречки – кто бы мог подумать еще пару месяце назад, что простая гречка может вызывать такой восторг. Традиция подавать гречку по большим праздникам прослеживалась в части и позже.
Вечером, около отбоя, некоторые воины вернулись из увольнения, принеся с собой по секрету, о котором все знали недели за две, водку и закуску сержантам и всякие конфеты – остальным. Не рассчитав, свои сержантские силы, младший командный состав не скажу, что перепился в лоскуты, но немного да. Так один из них завалился на мою кровать и вполне мирно давил на массу.
-Не будете ли вы так любезны… - начал было я.
На просьбу освободить законную кровать, и аргументируя тем, что других свободных все же не было, а уже вроде как отбой, я предсказуемо получил немного по морде лица, но кровать была освобождена.
- Ты, с-сука!-нервно высказался лежавший и, опрокинув тумбочку мыльно-рыльных, побежал в туалет. Наверное, мутило от непривычного коктейля из водки и чая из столовой, по секрету слитого во фляжку.
-******!!!- много нехороших слов и междометий было произнесено в мой и вообще в общий адрес хмельным младшим командным составом. Тот самый, который говорил за вешалку, вновь было завел свою любимую пластинку- мол, вешайтесь, духи, путал фамилии, неприлично выражался и вел себя непозволительно даже для армейского коллектива, оглашая какие то свои намерения интимного характера непонятно к кому. Но был неожиданно остановлен самым старшим на тот момент сержантом:
- Сейчас ты у меня будешь вешаться, слоняра! – забыв о субординации прорычал неожиданный союзник курсантов на младшего. «Слоняра», действительно, был всего на один призыв старше нас, и, по мнению остальных сержантов, чей срок службы истекал- обязан был «засунуть язык себе в *** до нашего дембеля» .
Посрамленный знаток рассказов о вешалке стушевался и ушел курить , где продолжил свои разговоры с коллективом из числа курящих.
Собственно, в тот вечер на этом пресловутая вешалка так и закончилась, не успев начаться. «Курки» - как ласково называли нас, продолжили ходить в наряды и заниматься прочими армейскими делами, а присяга лишь официально подтвердила наши полномочия на все это.